Битва за Берлин

перевод интервью с Зигфрид Кнаппе (немецким офицером оборонявшим Берлин)

интервью брал Эд МакКол

Зигфрид Кнаппе (родился в 1917) начал 2МВ молодым лейтенантом артиллерии, а закончил офицером оперативного отдела штаба LVI танкового корпуса генерала Вейдлинга, защищавшего Берлин. Он ежедневно делал доклад Гитлеру об оперативной ситуации в обороне столицы.

Первую награду получил за бой во Франции, в районе Парижа 14 июня 1940. Столица Франции была объявлена открытым городом, но не все французские войска знали об этом. В одном месте продвижение немецких войск было остановлено пулемётным огнём французов засевших в здании возле моста. Немецкий миномётный огонь не дал результатов, поэтому пришлось вызывать артиллерию. Однако лесистая местность не позволяла артиллеристам открыть огонь с безопасного расстояния, поэтому требовалось подтащить 105мм орудие на очень близкое расстояние для прямого выстрела. Немцы укрылись за домом, по другую сторону моста. Чтобы выкатить орудие на прямую наводку необходимо было отвлечь огонь французских пулемётчиков. В то время Кнаппе являлся адъютантом батальона, и в его обязанности не входило непосредственно участвовать в атаке. Тем не менее молодой лейтенант возглавил группу из семи пехотинцев, которая по команде открыла огонь по французам. Одновременно с этим немецкие артиллеристы выкатили орудие на прямую наводку и выстрелили в здание. В ходе атаки было ранено три немецких солдата, а у Кнаппе пуля попала в тыльную сторону руки и вышла через запястье. За отвагу в бою его наградили Железным Крестом 2-го класса 19 июня 1940.

В ходе войны Зигфрид Кнаппе воевал в СССР и в Италии. В 1941 на Восточном фронте он удстоился Железного Креста 1-го класса.

Окончание войны Кнаппе встретил в Берлине. После советского плена он переехал с семьёй в США, где написал книгу «Soldat: Reflections of a German Soldier, 1936-1949» (Солдат: воспоминания немецкого солдата, 1936-1949).
_____________________________________________________________

Берлин был удачным местом для сражения. Он был большим, современным и хорошо спроектированным, что позволило ему меньше пострадать, чем другие немецкие города, даже, несмотря на сильные бомбардировки. Хотя к 1945 около 25 процентов Берлина было разрушено авианалётами, его жизненно важные службы никогда не были уничтожены. А наличие крепких городских построек потребовало бы огромного усилия для захвата столицы.

Те же самые причины, которые сделали Берлин столь устойчивым к бомбёжкам, помогли ему в отражении и наземной атаки. Во всём городе большие жилые здания стояли на глубоких фундаментах. Широкие бульвары и проспекты, с правильными интервалами служили как огневые рубежи и стали бы зонами уверенного поражения советских танков и пехоты. Естественные препятствия в черте города усиливали его оборонопригодность. Река Шпрее разрезала город с северо-западной части, через центр и на юго-восток. Южные подходы к городу прикрывал Тельтов канал. Центр города, сердце столицы, располагался как бы в букве "V", образованной рекой Шпрее и Ландвер каналом.

Многие из защитников города сражались за выживание в надежде, что они смогут достаточно долго сдерживать Советов, чтобы Западные армии оккупировали как можно больше Германии, а возможно и Берлин. Однако этой надежде не суждено было сбыться. Берлин защищал LVI Танковый Корпус генерала Карла Вейдлинга. В начале советского наступления LVI Танковый Корпус не был полностью укомплектован и состоял только из двух дивизий: недавно сформированной дивизии Мунхеберг и 20-й Танковой Дивизии СС, чья мощь была существенно подорвана во время безрезультатных контратак у Кюстрина. Потом, корпус состоял уже из пяти дивизий. Когда он отошёл обратно в Берлин, то потерял контакт с одной дивизией, и таким образом в последнем сражении имел четыре дивизии вместе с силами уже находившимися в городе – всего 60.000 человек и 50-60 танков.

Советские армии были хорошо обучены и хорошо оснащены. Они планировали окружить и захватить город на шестой день наступления. К 11-му дню Красная Армия стояла на Эльбе. Вопреки советскому плану Берлин не сдавался вплоть до 2 мая, полных 17 дней с начала наступления. Американские и советские войска впервые встретились на Эльбе 25 апреля, через 10 дней после начала наступления.

Хотя трудно точно сказать, сколько советских солдат действительно участвовало в штурме Берлина, Берлинской Медалью наградили почти 1,082,000 человек. Это означает, что советские войска имели в 10 раз больше людей, чем немцы во время сражения непосредственно за город. Даже при этом, советской армии потребовалось 12 дней, чтобы захватить столицу – начиная с 21 апреля, когда она впервые достигла города и по 2 мая.

Количество времени, которое потребовалось на захват города можно объяснить отчаянным немецким сопротивлением, трудностями, сопряженными с уличными боями и тем, что советские солдаты знали, что войне всё равно конец. Солдаты не желали умирать и было трудно мотивировать их на ещё одно сверх усилие, если они чувствовали, что их смерть будет бессмысленной. Советским солдатам уже не требовалось к чему-то стремиться или что-то доказывать умирая за родину в самом конце войны. Но даже при этом потери трёх советских фронтов, участвовавших в операции с 16 апреля по 8 мая, составили более 300,000 человек, более 10 процентов от общего количества.

Одним из немецких солдат сражавшихся за Берлин был Зигфрид Кнаппе. Во время битвы он имел звание майора, возглавляя оперативный отдел LVI Танкового Корпуса. Кнаппе вместе с Тедом Брюсо недавно написал книгу «Солдат», о своей службе в немецкой армии с 1936 по 1949.

Журналист: Как была организована оборона Берлина?

Кнаппе: Оборона города состояла из трёх обводов с девятью секторами. Внешний обвод имел 60 миль по окружности и охватывал пригороды города. В основном он состоял из окопов неполного профиля и спешно организованных застав. Средний обвод был около 25 миль в окружности и опирался на уже имевшиеся преграды, такие как S-Bahn [окружная железная дорога] и крепкие дома. Внутренний обвод был центром города и состоял из массивных правительственных зданий. Дополнительно были ещё шесть бомбонепробиваемых зенитных башен. Восемь секторов, обозначавшихся буквами от А до Н расходились как куски пирога через все три оборонительных обвода. Девятый сектор, Z, находился в центре города. Сектор Z имел собственный защитный гарнизон состоявший из частей СС охраны Гитлера. До нашего прибытия, за зенитными подразделениями в Берлине не было регулярных армейских частей, о которых имело бы смысл говорить.

Журналист: Сколько обученных солдат у вас было в LVI Корпусе?

Кнаппе: У меня есть донесение, дающее хороший ответ на этот вопрос. В нём говорится, что когда у нас было пять дивизий их боевая мощь равнялась двум дивизиям.

Журналист: Сколько это человек?

Кнаппе: Около 40,000 человек, если бы обе дивизии имели полный штат мирного времени. В донесении ещё говорится, что другие подразделения в Берлине были эквивалентны двум-трём дивизиям и что Waffen SS были эквивалентны половине дивизии. Все вместе, согласно донесению, около четырёх-пяти дивизий состоявших из 60,000 человек с 50-60 танками.

Журналист: Насколько дееспособны были другие войска?

Кнаппе: Их боеспособность была ограниченной. Одни были Фольксштурмом и Гитлерюгендом, а их оснащение очень слабым. Другие, такие как подразделения ПВО, были ограничены в своей мобильности. Они все старались, но были не подготовлены или не оснащены для пехотного боя. А русские говорят в своей литературе [что мы имели] 180,000 человек.

Журналист: Это придаёт их победе более значительный вид.

Кнаппе: Да. Они могут дотянуть до этого числа, взяв количество дивизий с их полным штатом мирного времени. Но у нас даже близко такого не было.

Журналист: Вы когда-нибудь думали, что могли выиграть битву?

Кнаппе: Нет. С самого начала было ясно, что у нас нет шанса. Мы лишь тянули пока Западные войска смогли бы добраться до Берлина.

Журналист: Вы когда-нибудь говорили между собой «Мы можем удержать русских в течение недели» или какой-то другой промежуток времени?

Кнаппе: Нет, мы никогда не использовали такие временные мерки. Мы знали, что сможем держаться достаточно долго, чтобы Западные войска подошли к Берлину.

Журналист: Как вы, будучи майором, стали начальником оперативного отдела штаба корпуса? И ещё, вы упомянули, что 20-ой дивизией командовал полковник, хотя обычно это должность генерал-майора. Было ли это совершенно нормальным в то время иметь меньшие звания при таких должностях?

Кнаппе: Да, на том этапе войны случались просто сумасшедшие вещи. Как я говорил в своей книге, я почти стал командиром дивизии, оставаясь майором!

Журналист: Как в Берлине вы осуществляли связь и управление войсками?

Кнаппе: Мы начали с гражданской телефонной системы. Настолько быстро, насколько смогли мы наладили нашу собственную сеть, но у нас не было всего необходимого оборудования связи. Так, что мы были рады возможности пользоваться гражданской телефонной системой.

Журналист: Насколько вы контролировали свои войска?

Кнаппе: Мы хорошо контролировали войска в Берлине. Мы потеряли управление над 20-ой дивизией в ходе безрезультатных боёв за городом, так же как 9-я армия потеряла управление над нами. У нас просто не было всех беспроводных средств связи, которые нам полагались. Вся наша связь осуществлялась посыльным, но всё же мы справлялись.

Журналист: Во время 2МВ немецкая армия имела множество подразделений созданных для конкретных операций. Дивизия Мюнхеберг была одной из таких и похоже она отлично выполняла свою задачу начиная с Зееловых Высот, когда она впервые вступила в бой и вплоть до самого конца в Берлине. Как немецкой армии это удавалось?

Кнаппе: Благодаря нашей подготовке. Оставалось ещё достаточно много хорошоо-подготовленных офицеров и офицеров-резервистов, чтобы мы могли это делать даже в конце войны. Все они прошли одинаковую выучку.

Журналист: Как они могли развивать сплочённость солдат, когда были наспех собраны и почти сразу брошены в бой?

Кнаппе: Это была задача офицеров и офицеров-резервистов. До Сталинграда нам не было нужды заниматься этим, однако потом это стало обычным делом, учитывая все поражения и отступления. Каждый понимал, что пока они держатся вместе и вместе воюют, то смогут избежать плена или смерти.

Журналист: Как была сформирована дивизия Мюнхеберг? Они набирали разрозненных солдат или пытались сохранить их группы?

Кнаппе: Все знали, что предстоит большое сражение за Берлин и территориальные формирования получили приказ присылать всех в город Мюнхеберг, откуда и пошло название дивизии. Генштаб определил, что потребуется для создания новой дивизии. Матчасть, артиллерия, средства связи и всё необходимое было определено и подготовлено к отправке в Мюнхеберг. Штаб дивизии уже был сфрмирован и находился на месте, получая оснащение. Таким образом, когда прибыли люди, то матчасть уже была готова и ждала их. Я делал такое во Франции, когда 6-я армия была потеряна в Сталинграде. Я выехал во Францию и для формирования артиллерийского батальона прибыли все, кто мне был нужен, всех званий, плюс 250 лошадей и орудия.

Журналист: Вы говорите в своей книге, что Советы упустили возможность захватить Берлин раньше, чем они это сделали. Вы могли бы пояснить это?

Кнаппе: Случай, о котором я говорю, когда они могли взять Берлин гораздо раньше, был после первых прорывов в нашей внешней обороне. Был период времени, когда наша оборона выглядела совсем бестолковой. Один  край обороны опоясывал бункер [Адольфа Гитлера], а другой край опоясывал Олимпийский Стадион, включая мост Пихельсдорф, откуда мы собирались прорываться очень длинным, узким клином между двумя краями по бокам от Хирштрассе. Они могли очень легко атаковать район бункера продвигаясь на восток, прямо по Хирштрассе. Фактически, их одиночные танки постоянно пересекали Хирштрассе. Нам удавалось поддерживать контакт с подразделениями вокруг Олимпийского Стадиона по туннелю метро, проходившему под Хирштрасе. Каждый раз, когда я обновлял оперативную карту, я всё время удивлялся, почему они не осознавали того, что могли бы сделать. У нас не имелось достаточно сил, чтобы везде держать оборону. Однако, русские просто продолжали наступать там, где мы были сильнее всего. Они продолжали попытки пробиться к центру города кратчайшим путём, хотя более длинный путь оказался бы намного легче.

Журналист: Вы бывали в бункере Гитлера много раз во время битвы. Вначале охрана забирала у вас пистолет, но ближе к концу они перестали обыскивать вас и вы могли бы пронести его. Вы говорите в своей книге, что имели возможность застрелить Гитлера, но пока размышляли над этим, решили не делать. Могли бы вы подробней остановиться на этом?

Кнаппе: Если бы я его застрелил, то это ничего бы не изменило, потому, что война уже была, по сути, закончена.

Журналист: Что вас заставило изменить свой мнение о Гитлере, после всех тех лет, что он являлся фюрером? Перемена произошла за день-два или же вы размышляли над этим некоторое время?

Кнаппе: Это не было внезапной переменой, а чем-то, что началось сразу после Сталинграда. Это касалось не только меня, а являлось общим настроением среди фронтовых офицеров. Мы могли видеть, что происходит на самом деле.

Журналист: Что заставило вас подумать про убийство Гитлера, когда представилась такая возможность?

Кнаппе: Возможно его заявление генералу Вейдлингу, когда Вейдлинг просил его разрешение на прорыв из города и просил пойти с нами. Генерал Вейдлинг рассказал мне, что Гитлер сказал, что не желает умирать на улице, как "Landstreicher". "Landstreicher" не имеет точного перевода на английский, именно поэтому в моей книге использовано слово «собака», но "Landstreicher" это что-то вроде бродяги или попрошайки. Мы оба видели сотни немецких солдат умирающих на улицах во время войны, и теперь Гитлер говорил, что не хочет умереть, как они. Мой брат умер от ран полученных в России. Так, что мы оба были очень огорчены тем, как Гитлер употребил это слово. Это был просто невероятный комментарий, тем более комментарий высказанный перед солдатом. С этого момента я начал понимать, что за человек был тот, за которого мы воевали.

Журналист: Значит, именно из-за этого утверждения?

Кнаппе: Да. Именно тогда у меня возник порыв застрелить его. Я не волновался о том, что меня казнят после этого, потому, что я и так считал себя уже покойником. В ходе войны мы отвоёвывали у русских некоторые позиции, и где бы это ни происходило, мы постоянно находили казнённых немецких офицеров. Поэтому, я думал, что русские казнят меня после того, как захватят. Подсознательно я понимал, что не могу позволить Гитлеру стать мучеником. Это породило бы ещё одну Dolchstosslegende или «высеченную в камне легенду». Йозеф Гёббельс [главный пропагандист Гитлера] мог бы сильно преуспеть в этом. Я уверен, что он вероятно сказал бы, что если бы Фюрер не был убит офицером штаба корпуса, то нашёл бы способ, как спасти немецкий народ.

Журналист: В своей книге вы говорите, что ели в бункере, когда каждый в последний раз ел перед тем, как пойти на прорыв и что вы сидели за тем же столом, что и Мартин Борман, личный секретарь Гитлера. Многие годы ходят слухи, что Борман пережил войну и его видели. Что, по-вашему, с ним случилось?

Кнаппе: Он мёртв. Он был толстый и неподготовленный. Если вы находитесь в бою, то должны быть подготовлены. Вам надо знать, что делать, когда кто-то стреляет в вас. Он бы не знал что делать, когда началась стрельба. Я уверен, что его застрелили где-то в городе. Было несколько донесений от людей из той группы, что его подстрелили, когда перешли через мост. Но конечно же никто в той группе его не проверял. Каждый думал только о себе, и кроме того, его всё равно никто не любил.

Журналист: Вы были тем, кто напечатал приказ генерала Вейдлинга требовавший от всех немецких солдат, которые ещё продолжал сражаться, прекратить это после капитуляции?

Кнаппе: Это так. Русский писатель Илья Эренбург неправильно сообщил, что приказ напечатала светловолосая секретарша. В то время я был блондин, но это единственное сходство. [Илья Эренбург был одним из главных советских пропагандистов во время войны.]

Журналист: После капитуляции вы попали в лагерь для пленных в Берлине и потом переведены в лагерь в России на пять лет?

Кнаппе: Да, верно. Но это уже другая история.